Главная » Статьи » Литература |
Древнейшим памятником китайской поэзии является конфуцианский канон «Книга Песен» (Ши цзин). Это сборник обрядовых и фольклорных песен, сложившийся в первой половине I тыс. до н.э. Его окончательная редакция приписывается Конфуцию и включает в себя около трёхсот произведений. Самые древние разделы «Книги Песен» представлены ритуальными гимнами и стихотворными панегириками чжоуской знати: пиры, охотничьи забавы, сражения, строительство крепостей и проч. Наибольшей известностью, однако, пользуются песни, родившиеся в народной среде. Короткие, лиричные, обаятельные в своей непритязательной искренности, они воссоздают картины повседневной жизни простых людей. В них отразилась широкая гамма чувств: любовное томление, печаль разлуки, праздничное веселье и тоска воина, оторванного от родного очага. Все песни написаны четырёхсловным размером, то есть каждая строка стоит из четырёх знаков-слогов и обычно представляет собой отдельную смысловую единицу. Образы народных песен, как правило, берутся из повседневных впечатлений. Во многих песнях тон задаётся образом, взятым из мира природы, - например, дерева, птицы, зверя – который символизирует душевное состояние певца или, наоборот, контрастирует с ним. Интересно, что в песнях Ши цзина почти нет упоминаний о божествах и духах, болезнях, старости, смерти и прочих печальных или непостижимых явлениях, что, возможно, следует отнести на счёт конфуцианской цензуры. Человек живет между небом и землей так, Словно странник и в долгом пути... (Перевод Л.З. Эидлина) Новая для китайской поэзии тема бренности жизни составляет главный исток вдохновения неизвестных авторов «древних стихотворений» и наследовавшего им поколения поэтов, которые были современниками крушения ханьской империи. Творчество лучших поэтов III в. – Цао Чжи, Жуань Цзи, Цзи Канна и других – стало высшим достижением древнекитайской лирики.В последующие столетия внутренние смуты и территориальная экспансия китайской цивилизации привлекли внимание литераторов к идеалам отшельнической жизни, а заодно к красотам природного мира. Так в поэзии возникает и быстро завоёвывает признание пейзажная лирика. Лучшими певцами мудрого уединения на лоне природы или мистических красот пейзажа стали поэты Тао Юаньмин, Се Линъюнь, Шэнь Юэ, Юй Сянь. Период Северных и Южных династий ознаменовался разработкой классических правил просодии, на основе которых возник жанр «упорядоченных стихов» (люи ши), насчитывавших восемь строк, и «оборванных стихов» (цзюэ ши), - коротких строф из четырёх строк. Одновременно в обиход входит и новый, семистопный размер поэтической строки с цезурой после четвёртого слога. Золотым веком классической лирики стала эпоха Тан, особенно VIII – IX вв. Соединение стихов приобрело невиданный прежде размах: от того времени до нас дошло 48 тыс. стихотворений, число же танских поэтов, имена которых сохранила история, превышает 2 тыс. человек. Лучшие поэты того времени – Ван Вэй, Ли Бо, Ду Фу, Мэн Хаожань, Бо Цзюйи и другие – черпали темы и образы для своих произведений из древней тарадиции и являли собой традиционные для старого Китая фигуры литератора-чиновника, литератора-учёного, склонного к морализации, даже политической сатире и при этом искушённого в игре книжных аллюзий и реминисценций. Однако из главных достоинств танской поэзии в глазах её китайских читателей как раз и состояло в том, моральный и книжный подтекст в ней спрятан под покровом простых и ясных образов. Даже традиционные ламентации по поводу эфемерности человеческой жизни к тому времени высказывались больше опосредованно или даже с помощью образов, утверждающих нечто противоположное, как это делает, например, поэт VI в. Юй Синь, выразивший чувство неуловимой быстротечности бытия в таких словах: Луна на ущербе - как народившийся месяц. Новая осень - как будто старая осень. Надо сказать, что в танской поэзии чувства и настроения передаются в образах природы, которые, в силу особенностей языка, при всей своей конкретности обретают значимость неких обобщающих символов. Так субъективное переживание в китайской лирике претворяется в некое вселенское и вневременное состояние. Поэтическая иносказательность – это непременное свойство любой поэзии – получает в данном случае своё высшее, превосходящее формальные словесные фигуры воплощение в некоей принципиально недосказанности, многозначительном умолчании, которые пронизывают всё стихотворение. Тем самым достигается ещё одна обязательная цель поэтического творчества: придание слову особенной смысловой насыщенности. В череде простых, но ёмких образов танский поэт предлагает читателю постичь неизречённый, внятный «помимо слов» смысл, и этот смысл есть безыскусная правда жизни:В закатных лучах Осенние склоны хребта. Птицы чредой Летят над лесистой горой. Вечерний туман Кочует, меняя места. Пёстрая зелень Становится ярче порой. (перевод Арк. Штеинберга) Танская поэзия оставила глубокий след в китайской культуре не только своей словесной формой, но и в своём роде классическими типами поэтических гениев. Так, знаменитый Ли Бо являет редкий для Китая, но оттого ещё более обаятельный образ «праздного счастливца», умевшего жить в своё удовольствие и при том пользоваться благосклонностью сильных мира сего. В отличие от большинства своих собратьев-поэтов, Ли Бо никогда не служил и прославился любовью к вину и романтическим развлечениям; его поэзия полна ярких, брызжущих энергией образов. Легенда (совершенно необоснованно) утверждает, что Ли Бо утонул, пытаясь во хмелю достать отражение луны в воде. Совсем иной тип поэта являет Ду Фу, современник и друг Ли Бо, наделённый вместе с поэтическим талантом необыкновенно обострённым моральным чувством. Кисти Ду Фу принадлежат, пожалуй, самые пронзительные в китайской литературе исповеди лирика-моралиста. Впрочем, поразительная искренность и серьёзность тона сочетаются в стихах Ду Фу со столь же необыкновенным лаконизмом и глубиной смысла, что создаёт громадные трудности для их перевода на иностранные языки. Ещё один поэтический гений того времени, Ван Вэй, явил классический образ поэта-отшельника, воспевающего мистические красоты природы. Самый известный представитель следующего поколения танских поэтов – Бо Цзюйи (720-846), автор лирических баллад, снискавших огромную популярность не только в Китае, но также в Корее и Японии благодаря простоте и живости их слога. Известен Бо Цзюйи и как создатель лучших образцов «оборванных строф», а также множества стихотворений сатирического и обличительного содержания (которые Бо Цзюйи, как истинный чиновник-поэт, считал самой важной частью своего творчества).Последующие столетия, как уже случалось ранее после первых успехов пятисловного стихотворного размера, ознаменовались уклоном в сторону усложнения и украшательства стиха; поэзия становится манерной и даже подчёркнуто экстравагантной. Новый расцвет классической лирики приходится на время возвышения династии Сун и связан с именами таких поэтов, как Хуан Тинцзянь, Мэй Яочэнь, Су Ши, Синь Цзясюань, Лу Ю (общая же численность известных поэтов сунской эпохи достигает без малого 4 тысяч человек). Лучшие сунские поэты вернули поэтической традиции естественность и лаконизм стиля, её гражданственный пафос и психологическую глубину. Но они твёрдо держались традиционного убеждения в том, что поэзия «должна передавать неизречённый смысл, существующий помимо слов». Новым в творчестве сунских лириков было заметное влияние философских идей буддизма и конфуцианства. Последние десятилетия правления танской династии ознаменовались рождением новой поэтической формы – так называемых цы, то есть «песен». Наибольший вклад в её становление внёс поэт X в. Ли Юй. Подобно пятисложной поэзии, новый поэтический жанр первоначально был тесно связан с музыкальным творчеством, на сей раз в основном с мелодиями, пришедшими в Китай из Средней Азии. Цы имеют строки неодинаковой длины, декламируемые по установленным правилам, соответствующим определённой мелодии. Со временем эти правила стали рассматриваться как чисто литературный приём и применяться для создания поэтических произведений, не имеющих музыкального сопровождения. На первых порах цы исполнялись на языке, близком к разговорному, но после того, как новый жанр получил признание знатоков книжной культуры, он усвоил все приёмы классической словесности с её условностями формы и игрой аллюзий: например, правила хорошего вкуса требовали описывать красоту женщины через упоминание предметов интерьера дома и личного туалета красавицы. С жанром цы была связана и новая песенная форма стихов, так называемых цюи, или саныцюи, которые отличались более свободной композицией и в эпоху Юань стали составной частью драмы. Эпоха Мин и Цин не обогатили поэтическую традицию новыми стихотворными жанрами. Поздняя китайская поэзия всё более становится формальным упражнением в версификации, опытом подражания «древним» и превышение всего – воспроизведения той глубины смысла, которая для искушённого читателя содержится в книжных аллюзиях, реминисценциях и намёках. В этом качестве поздняя лирика, надо признать, стала подлинным завершением традиционной словесности Китая. Она выполняла не столько литературные, сколько социальные и даже в своём роде ритуальные функции. Поэзия как явление традиции в конце концов находит своё назначение в том, чтобы служить неким фоном действий и мыслей человека, фоном спонтанным, вездесущим и неотвязным, как образы сновидений. Даже в количественном отношении минские и циньские поэты намного превзошли поэтов предшествующих династий. Почти непроизвольно выговариваемая по самым разным (но всегда освящённым традицией) поводам, ставшая почти привычкой поэзия указывает уже не содержание индивидуального опыта, а именно предел индивидуального творчества. И она, в сущности, безыскусна, как само дыхание или сновидение; риторика умолчания победила в ней риторику красноречия. Не обошлось и без реакции на чрезмерную формализацию стиха. С конца XVI в. многие влиятельные литераторы утверждали, что неуклюжая, но оригинальная фраза предпочтительнее стиля гладкого, но бездушного. Критика формализма в поэзии не привела, однако, к ломке традиционных форм. Она имела целью, скорее, возрождение духовной чувствительности в стилизованном жесте, что составляет саму сущность ритуала. Теперь усилие духовного постижения было осмыслено как среда и норма каждого переживания, даже самого мимолётного, и потому оказалось слитым с жизненной обыденностью, со всей стихией народного быта. В этой роли поздняя классическая лирика, действительно, перестала быть литературой и стала свидетельством духовной глубины человеческого бытия, которая, повинуясь закону самопревращения, оборачивается жизнью «как она есть», в её совершенно естественной и неизбывной повседневности. Источник: Малявин В.В. "Китайская цивилизация"
| |||||
Просмотров: 1654 | Комментарии: 2 | Рейтинг: 5.0/1 |
Всего комментариев: 0 | |